Скромный, чисто выбеленный домик под камышовой кровлей располагался когда-то на окраинной Нагорной улице, ведущей к самому подножию Машука.
Первым владельцем домика был отставной плац-майор Василий Иванович Чилаев, построивший его на своей усадьбе для сдачи внаём приезжим посетителям вод. Внешне домик напоминает обычную крестьянскую хатку-мазанку, каких тогда много было в окрестных казачьих станицах: стены обмазаны глиной и выбелены известью, окна со ставнями, закрывавшимися на ночь. Стоял домик посреди двора и потому назывался «средним». Тогда такое жилье считалось вполне приличным, а по месту расположения – очень удобным: неподалеку находились источники и ванные здания, а при желании можно было совершить прогулку в Цветник или на бульвар, где обычно собиралось «водяное общество», или еще дальше – к самому Провалу.
Владелец усадьбы Чилаев был человек весьма аккуратный и свое хозяйство вел очень тщательно. Имелся у него так называемый «Имянный список», представлявший собой особую памятную тетрадь, куда непременно заносились имена и звания всех постояльцев. О своих новых квартирантах, двух молодых офицерах, появившихся на усадьбе майским днем 1840 года, Василий Иванович записал, что «с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из С.-Петербурга получено за весь средний дом 100 рублей серебром».
Всё здесь напоминает обычное жилище кавказского офицера тех лет: невысокие дощатые потолки, крашеная черным мебель простой солдатской работы да кое-где коврики на стенах. В первой из комнат, приемной, у окна стоит стол, покрытый полотняной скатертью, здесь же два стула, а напротив, у стены, дорожные вещи: колясочный сундук, обитый телячьей кожей, и деревянная шкатулка для бумаг.
Первая из комнат на лермонтовской половине – гостиная, где по вечерам собирались друзья поэта, в большинстве такие же молодые офицеры, как он сам.
Обстановка комнаты столь же проста и обычна, как и вообще в домике. Ковер над диваном украшен, по обычаю тех времен, дорогим оружием: кавказское ружье, пистолет немецкой работы и казачий кинжал. Круглый, «об одной ножке столик» – тот самый, настоящий, он сохранился здесь с лермонтовских времен, и, может быть, именно за ним поэт выводил пером свои последние строки.